Август, 2019. Если между нами и существовала любовь, то она жила лишь эту горячую, сочинскую неделю. Я бы с удовольствием называла тебя своим курортным романом, вот только в остальное время ты жил всего за пару домов от меня, а потом всего за пару автобусных остановок.

Все началось с аэропорта и уходящей через 20 минут электрички. Все началось с поиска водителя на стоянке, пропущенных вызовов, слез обиды и растерянности. Все началось с громких басов, песен Скриптонита на заднем сидении такси, пробок курортного города и моих истеричных и глупых просьб ехать быстрее. Светловолосый парнишка давил газ до упора и вилял по полосам. Я тогда приехала вовремя. Стояла у электронного табло и высматривала тебя в толпе. Мы как обычно поцапались, ты схватил мой чемодан и вбежал в вагон. «Даже не поцеловал», - думала я тогда, смотря в окно на бегущее за ним безграничное море.

Тот вечер был душным и очень неловким. Встречали твоих друзей, изредка держались за руки, ели невкусную пиццу и пили самое дешевое пиво. Мне почему-то казалось, что это поможет привыкнуть к тебе. Но оставшиеся дни были другими: тёплыми, незабываемыми, неповторимыми. В моем номере всегда было прохладно: я открывала настежь окна, впуская горячий воздух, включала любимый плей-лист и красила ресницы, сидя в одном белье на кровати. Мне нравилось знать, что ты меня смотришь: целуешь взглядом шею, острые плечи, спину и бедра, - и я дразнила тебя, крутясь на твоих коленях.

Мы много гуляли по маленькому городу. Постоянно держались за руки, целовались, постоянно смеялись и разговаривали, словно мы никогда и не были знакомы прежде. Помню эту лунную, пустую ночь, редкие машины, ветер, забирающийся мне под платье, и твои узкие, горячие ладони. Больше всего в жизни я люблю держаться за руки и целоваться, и тогда этого было в достатке. Помню ночной прибой, треск костра, мокрое от дождя бревно подо мной, пластиковые стаканы с пивом и твоих друзей.

«Я боюсь, что он полюбит меня», - шепчу я твоей подруге, пьяно оборачиваясь в твою сторону. - «А я от него уйду…»

Я поднимаю глаза к небу и бездумно считаю звезды - мне хочется запомнить этот вечер и эту ночь навсегда, поэтому я тяну тебя за руку и увожу ближе к воде. Мне кажется, ты всё поймешь сам, но ты молчишь, а я встаю на носочки с глупой просьбой: «Поцелуй меня». Целуешь коротко, но нежно, а я такая пьяная, что готова повалить тебя на этот песок и больше никогда не отрываться от твоих губ.

Та неделя прошла как целая жизнь. Я часто сидела у тебя дома на кухне, ела домашние сырники и разговаривала с твоей бабушкой. Играла с твоим племянником, здоровалась с твоими соседями и лукаво улыбалась на крики в спину «жених и невеста». В электричке ты доверчиво положил голову мне на колени, а я путала пальцы в твоих жестких, когда-то вьющихся волосах. Любовь закончилась в аэропорту, у крошки-картошки и мельтешащих людей, когда ты горячо поцеловал меня, а я торопливо отвернулась и убежала на контрольный пункт, сжимая в руках паспорт.

«Мы» существовало ещё около года. Я ждала тебя из других городов, рассказывала свои дурацкие истории и терпела твоё молчание. Я знала, что нам осталось недолго. Когда сидела в белье на твоей кухне и пила обжигающий язык чай; когда слушала истории про твою первую любовь, лежа на твоей кровати и заглядывая тебе в глаза; когда читала тебе вслух книги в парке, уткнувшись головой в твое плечо. Нас уже не было тогда, но мы продолжали упорно делать вид, что всё в порядке.

Знаешь, оказывается, люди могут оставаться чужими, даже крепко сжимая твою ладонь, даже лежа на другой стороне кровати, даже спустя столько разговоров и столько часов вместе.

Мы как незнакомцы, столкнувшиеся плечом в толпе, но так и не обернувшиеся, поэтому мне так легко сказать тебе - прощай. и будь счастлив.

мне хотелось сказать: «почему, когда мы были маленькими, мы не замечали всю прелесть момента?» - но правда в том, что и взрослые мы не особо-то умеем наслаждаться жизнью и быть по-настоящему счастливыми

Мне было около 12 лет, когда я видела её в последний раз. Худая старушка, сгорбившись, сидевшая на кровати: спутанные волосы, нога в гипсе, висящий на слабом теле халат и глаза, бегающие от одного к другому и с трудом узнающие.

- Ма, правнучка твоя приехала, - аккуратно дотрагиваются до её плеча и показывают на меня, - узнаешь?

Я пытаюсь улыбнуться. Она уже не узнает меня, как бы никто из нас ни старался. На какое-то время они отвлекаются на разговоры о здоровье, домашних хлопотах и прочих уже таких неважных вещах, а я хожу по дому. Здесь проходило моё детство: картина Брюллова «Всадница», висящая на темно-красном ковре на стене, выбеленная печь, завешанная потрепанной шторкой на старых скрепках, моя кровать рядом с древним «Овоскопом», который когда-то давно казался мне чем-то инопланетным, старенький черный телевизор с длинными антеннами, ковш в ведре с холодной водой и куча липучек для мух у низкого потолка.

- Будешь конфетку? - протягивает мне привычную прозрачную вазочку с моими когда-то любимыми мятными сосалками. Я настолько хорошо помню их запах и вкус, что даже сейчас, спустя десяток лет, могу явно ощутить их на языке.

Выхожу на деревянное, грязное крыльцо, которое когда-то в детстве загорелась идеей отмыть: мне вручили шланг с ледяной водой и какую-то губку, которой я рьяно очищала куриный помет с потрескавшихся ступенек. Однажды под этой лестницей я даже видела маленького черного ужа, которого испугалась настолько, что бабушка потом каждую ночь вставала вместе со мной и провожала меня до «кустиков» для храбрости.

Смотрю на покосившиеся от времени загоны и сараи, в которых когда-то жили свиньи, овцы и козы, которых по вечерам я встречала с пастбища, гордо стоя у своего двора с тростинкой, и два наимилейших теленка, добродушно облизывающих мои ладони. Помню огромные стога ароматного сена, в которых путались утята, помню казавшуюся безграничной бахчу с маленькими сладкими арбузами, помню пчелиный улей в уличном туалете, помню Пирата, который лаял на каждого проходящего мимо зеваку, а еще помню все эти добрые, улыбающиеся лица, которых уже давно нет, - соседи, угощающие меня домашней сметаной, катающие на спинах лошадей и учащие меня доить корову.

Всю жизнь буду помнить когда-то громкую, полную прекрасными людьми и хозяйством деревушку и свою прабабушку, подарившую мне такое прекрасное и такое особенное детство.

в мире и без нас хватает желчи и злости, поэтому можно хотя бы попытаться быть добрее: жизнь иногда проще, чем кажется

Пьяно кружится голова, пьяно по лицу ползет улыбка, пьяно утыкаюсь губами в губы напротив.

- На противоположном эскалаторе совсем никого нет, так что целуй меня, - улыбаюсь и смотрю тебе в глаза. В совсем светлые и совсем влюбленные голубые глаза с длинными ресницами, где путается так много чувств и путаюсь я сама.

Оборачиваешься, убеждаясь в моих словах, и ладонью притягиваешь к себе. Целуешь. Прерывисто, мягко, так, как мне нравится.

- Боишься разбить кому-то сердце? - по привычке наклоняю набок голову, рассматривая твоё лицо, и смеюсь.

Сама не раз стояла по ту сторону эскалатора, упрямо уткнувшись в экран телефона, под собственные ноги или в спину человека спереди; сама не раз отводила взгляд от чужой влюбленности, нежности и ласки; сама не раз чувствовала себя лишней и угрюмо хмурилась, произнося под нос нечто обидное и желчное; сама не раз была на том самом месте. И мне совсем не обязательно знать, что ты ответишь, потому что любой из нас был там. Чувствовал это. Надеялся на большее.

Если бы я только знала, что теперь рядом со мной будешь стоять ты: тот самый ты, провожающий меня каждый вечер на электричку, покупающий мне кофе, одаривающий цветами и мягкими игрушками; тот самый ты, смеющийся над моими самыми глупыми шутками и даже становящийся объектом этих самых шуток; тот самый ты, терпящий мои истерики, слёзы и обиды; тот самый ты - бородатый, суровый, со сколотым передним зубом и слишком сексуальными острыми клыками, в которые я влюбилась с первой встречи (о боже). Это просто был Ты.

и мне совсем не обязательно думать о будущем и, к радости, о прошлом, пока ты всё ещё держишь меня за руку

Знаешь, я рада, что ты повстречал именно её: именно на второй день после нашего расставания у какого-то светофора каким-то безумно тёплым осенним днём; именно безмерно похожую на меня, но всё-таки такую другую, в этот раз точно предназначенную для тебя; именно с такими же взглядами на жизнь, с подходящим образованием и интересными лично для тебя пыльными книгами на полке про житейскую психологию, успех и бесконечное саморазвитие. Рада, что вы съехались всего спустя месяц, что в каждой своей «истории» ты с гордостью называл её своей девушкой и так искренне улыбался. Рада, что ты наконец становишься тем, кем мечтал стать всё это время, что ты наконец работаешь на себя и зарабатываешь больше 150к в месяц; что общаешься с сотнями отличных людей, никогда не останавливаешься, не стоишь на одном месте и больше не оборачиваешься назад. Рада, что вы взяли квартиру в ипотеку, отметили свою первую годовщину, съездили покататься на бордах в Сочи и, кажется, собираетесь пожениться.

И кто бы сейчас вспомнил, как мы выбирали тебе новые дешевые треники в секонд-хенде, как ты брал «5 за 200» в кфс, чтобы сэкономить - поесть самому и накормить любимой картошкой меня, как занимал 30 рублей на электричку, как приглашал на свидание в шаурмичную, как готовил себе обеды на неделю вперед в бесконечных жёлтых контейнерах из «икеи» и как угощал меня ими же на утро после бессонных ночей. Кто бы сейчас вспомнил, как ты жил у своего когда-то лучшего друга, а я готовила вам борщ и запекала курицу в духовке, как мы ходили по бесплатным фото-выставкам и как ты выигрывал для меня в автоматах игрушки. Кто бы сейчас вспомнил, с кем и где ты был всего какой-то год назад.

Знаешь, я рада, что оказалась не тем человеком, который вдохновил тебя на большой заработок, на собственное дело, на продвижение своих проектов - я всего лишь была той, с которой ты когда-то начинал себя и свой долгий путь.

… предательски звонит будильник

Переворачиваюсь на другую, холодную сторону кровати и глупо вожу по ней рукой. Под пальцами путается взбитая простынь и вторая пустая подушка. В комнате по-осеннему темно и по-осеннему холодно, поэтому я накрываюсь одеялом с головой и вновь прикрываю глаза на каких-то "пять минуточек". Знаю, что нужно идти ковырять слипшуюся кашу, заваренную ещё с вечера, пить свои таблетки и витамины, рисовать привычное лицо и, в конце концов, бежать на переполненную электричку. Знаю, что нужно гладить рубашку и брюки, кормить кошку, чистить пальто от мелких пылинок. Знаю, что нужно купить курицу на ужин и сварить рис. Знаю, что за окном всего пять градусов. А больше ничего не знаю.

***

Ты грубо тянешь меня к себе и вновь целуешь костяшку на ноге - я привычно вздрагиваю и смеюсь от твоей щетины на своей нежной коже. Путаю пальцы в твоих внезапно отросших волосах и заглядываю в глаза, словно пытаясь найти ответы на все свои давно забытые вопросы.

- ты пахнешь всё так же, - улыбаешься. Замечаю крохотное пятнышко в правом глазу и не могу поверить сама себе. - все были не те, понимаешь?

Жмешься щекой к ладони и закрываешь глаза. Смотрю на твои длиннющие светлые ресницы, растрепанные брови, кривую улыбку и падаю в бездну бесконечного счастья и бесконечной нежности, прячась в твоих объятиях от всего злого мира: от страха, от тоски, от боли.

предательски звонит будильник

На ватном диске растекается грязное пятно: я тру слипшиеся ресницы, смазывая тушь и присохшую кровь. Глаза начинает щипать то ли от невыплаканных слёз, то ли от боли, то ли всё-таки от дешевой мицелярки. В совсем недавно белоснежную раковину, теперь усеянную алыми подтеками, падает очередной грязный диск. Я смотрю на своё отражение и от безысходности хочу разбить так нагло лгущее стекло; трясущейся рукой смываю яркий макияж и пытаюсь оттереть волосы на виске от крови.

- как сегодня прошел твой день?

- всё прекрасно! но я немного устала, - я тру глаза и пытаюсь улыбнуться. - просто немного устала

- хорошо, тогда спокойной ночи

Я кладу трубку на прикроватную тумбу и реву. Не кричу, не бью кулаками подушки и не хватаюсь пальцами за волосы. Беззвучно всхлипываю. Вспоминаю, как в общественном туалете местного пивного бара отмывала от крови руки и серебряные кольца, как влажными салфетками терла пятна на джинсах и футболке. Но всё равно вернулась за свой столик и залпом выпила холодное нефильтрованное.

Страшно. Весело. Больно. Безумно.

Я сижу на игровой площадке, поджав колени и обхватив их руками, и стараюсь хоть немного согреться. Летняя ночь обнимает за плечи и гонит по телу неприятные мурашки. Отмахиваюсь. П. пытается отдышаться, развалившись прямо на прорезиненной дорожке, усыпанной песком, травой и каким-то мусором: он глубоко вздыхает и вытирает рукавом со лба пот. Не тот человек.

Отвожу взгляд в сторону, куда-то на крыши высотных домов, рассматриваю оранжевые и жёлтые окна, считаю звёзды и почти не пугаюсь взлетающих каждые пару минут самолетов.

- Так часто летают, - следишь за моим взглядом и неумело напоминаешь о своём присутствии.

- Ага.

Пересчитывая зажженные лампочки на балконах высоток, я думаю о чужих руках, выбивающих у меня мяч и опускающихся на мои плечи. Думаю о чужой мокрой футболке, к которой жалась лицом, о чужих смешках и усталых вздохах. Вспоминаю чужой смех, чужой запах и своё - такое невозможное - безграничное счастье. Падаю на твердую площадку после подножки и царапаю коленку - вспоминаю чужие губы и горячее дыхание на разбитой коже.

- Это Малая Медведица, - тычу пальцем куда-то в небо, пытаясь отвлечься, чтобы не сорваться с места и не убежать домой. Или туда, обратно на ту площадку. На целый год назад.

- И правда.

Вспоминаю чужие глаза с крохотным пятнышком у цветастого круга, чужие пшеничные волосы, забавно липнущие ко лбу и путающиеся в моих пальцах. Вспоминаю чужого и такого далеко человека. У П. тоже голубые глаза - с тёмными словно прорисованными акварелью черточками, но слишком глубокие и слишком влюбленные, что иногда становится тошно смотреть на них, и я отворачиваюсь. Грубо. Страшно. Он лежит всего лишь в метре от меня. Стоит лишь протянуть руку, - и я спасена.

- Пойдем? - Отряхиваю штаны, смотрю на часы и собираю свой рюкзак, по-детски шмыгая носом.

В ту ночь я погубила и спасла себя сама.

У одиночества всегда очень холодные руки. Коротко стриженные ногти безо всякой природной красоты, о которой так много болтали когда-то и кто-то в разные промежутки необходимого взросления; пять почему-то очень важных колец, расположившихся на обеих руках, и спадающие с запястья чёрные часы со слишком большим циферблатом. Всегда обветренные руки и мозоли на ледяных ладонях.

Тоска пахнет молочком и спелым гранатом, пахнет мускатом, апельсином и морской солью. Пахнет лавандовым маслом на запястьях, за ухом и на шее, где бьется пульс. Пахнет так, что обернуться вслед, кажется, практически невозможно, поэтому так остро ты ощущаешь её присутствие рядом с собой.

У безразличия зелёное пальто и зелёные заляпанные ботинки, пропахшие чистящими спреями для натуральной кожи. Спутанные волосы, небрежно убранные за ухо или в пучок на самой макушке, которые красили явно не один десяток раз в самые разные цвета, а тут - внезапно - в близкий к натуральному.

У одиночества всегда холодные руки и бардовая помада, отпечатывающаяся на бычках ричмонда и на стаканах с дешевым кофе.

Солнце садилось медленно: золотило и красило небо, последними лучами слепило глаза и грело чуть обветренные щеки. Я прикрывала ресницы и улыбалась, удобнее устраиваясь в твоих больших обнимающих руках так, чтобы привычно колючий подбородок упирался в макушку и путал отросшие волосы.
Знаю, что в свете уходящего солнца у меня особенно красивые глаза, поэтому заглядываю в зеркало заднего вида и будто случайно сталкиваюсь с тобой взглядом. Хочу, чтобы ты навсегда запомнил это - пускай смоляная муть с зеленоватым ободком останется где-то внутри тебя, пускай хоть что-то от меня останется тебе и для тебя.
Сжимаешь левое плечо, тянешь на себя и о чем-то глупо шутишь, щекоча моё ухо. Я держу тебя за руку, провожу пальцами по запястью - как когда-то в очереди в кафе, ты помнишь? - глажу ладонь, запоминая каждую стертую мозоль, и знаю, что, возможно, это в последний раз.
В последний раз моя нога рядом с твоей, в последний раз моя ладонь в твоей, в последний раз я чувствую твой парфюм и путаюсь пальцами в твоей отросшей челке, в последний раз прошу не сбривать щетину и в последний раз чувствую твои губы на своих щеках.

/в электричке холодно. а если прислониться спиной к железной дрожащей стенке, то можно почувствовать, как внутри тебя что-то схватывается и медленно стынет. солнце иногда светит особенно, как-то по-весеннему, и я оборачиваюсь в его сторону, снова зная, как вспыхнут тёмные заплаканные глаза.

прижаться лбом к твоей груди-стене, схватиться руками за белую футболку и зареветь в голос. как ребенок.

- я так устала. я так чертовски устала/

Когда она зашла в помещение, мы замолчали и улыбнулись; я сразу же попыталась прикинуть, сколько ей может быть лет и как стоит вести себя - а она застенчиво прикрыла за собой дверь и, немного улыбнувшись, незаметно кивнула нам.

Несмотря на дачные треники, на испачканную подошву светлых кроссовок и чуть растянутую ветровку, она была очень красивая: высокая и стройная, темные густые волосы собраны в небрежный - и от этого делающий ее более женственной - пучок, и большие зеленоватые глаза с длинными ресницами, так по-детски рассматривающие нас.

«Какая красивая», - не скажу, что я из завистливых дам, но рядом с ней мне стало неловко: мужская голубая куртка, джинсы на пару размеров больше, еле держащиеся на моих отсутствующих бедрах засчет туго затянутого ремня, и уже изрядно стершийся макияж, делающий меня уставшей. А она и без краски… вон какая.

- Привет! - Широкий размах плеч, протянутая рука к маленькой ладошке напротив. - Я Т., а это - С.

- Привет, - я улыбаюсь и во все глаза рассматриваю её лицо. В голову некстати приходит сравнение с олененком из старого детского мультфильма. Бемби сидит на другом конце лавки, нервно сжимая в ладошке телефон, и старается не нервничать.

В это время в дверях появляется Алексей, в руках у него железный тазик с мясом и некоторые приборы. Он - привычно бегающим взглядом осматривает всех - подходит к тонкой фигурке и, приобнимая её за плечи, говорит:

- А это Даша, её не обижать.

Уже через пару минут Т. что-то увлеченно рассказывает, светит мышцами через полосато-рыжую футболку, спорит с Алексеем и жарит мясо, время от времени взмахивая какой-то картонкой; я шучу свои глупые шутки и много смеюсь, а Даша, кажется, оттаивает и перестает нас стесняться: мы вчетвером играем в настолки до двух часов ночи, пока не начинают слипаться глаза, и очень много разговариваем. Разговариваем так, словно что-то значим друг для друга.

Завтра я узнаю, что ей нет даже 18, что она вот-вот сдала ЕГЭ и нетерпеливо ждет своих результатов, что она хочет поступать, кажется, на юридический, а еще - что она классно играет в бадминтон, но плохо уворачивается от мяча в вышибалах. Утром я узнаю, что они до рассвета с Алексеем собирали ягоды в лесу и так ни разу и не поцеловались.

/- она такая красивая, - я лежу поперек кровати и смотрю в деревянный потолок. в комнате так темно, что я не вижу даже собственных пальцев на руках, а только слышу твое шумное, но такое привычное сопение рядом
- ты все равно самая красивая, - целуешь куда-то в висок и, кажется, улыбаешься/

Ветер неприятно лохматит волосы. Я выше натягиваю шуршащий капюшон, огораживая себя от окружающего мира, и ускоряю шаг. Выцветшие пряди все равно падают на лицо, и я как-то слишком резко и раздраженно заправляю их за ухо, внезапно понимая, как отрасли волосы.

/ты тащишь меня за руку по бесконечно петляющим и идеально оформленным коридорам, засматриваясь на роскошные кровати, высокие стеллажи с книгами и красивые мягко светящиеся светильники: у меня никогда не хватило бы сил и терпения так аккуратно разложить собственные вещи, подбирая их по цветам, текстурам и что там еще бывает. ты что-то шутишь про то, как будет обставлена наша квартира.

- а я сегодня постриглась, - так. про между прочим. улыбаюсь, тоже оглядываясь по сторонам и слишком много - чересчур - мечтая.

притягиваешь к себе, лохматишь волосы, оголяя выстреженный затылок и правый висок, и, кажется хмуришься - а я не могу понять, о чем ты думаешь.

- а если я попрошу тебя больше не стричься? - чужие пальцы путаются в длинноватой крашеной челке и нежно опускаются к щеке.
- с чего бы это? - я упираюсь и готовлюсь вот-вот рьяно отстаивать свою позицию, но…
- мне нравится, когда ты с длинными.

сдаюсь. поднимаю уголок губы и киваю в ответ, думая что-то вроде: "кто знает, успеют ли они отрасти до того, как ты уйдешь?"/

Я неосознанно сдерживаю свои давно забытые обещания. Волосы мягко ложатся на плечи, скрывая все изъяны кожи и кривоватого седьмого позвонка. Они путаются на ветру и приятно скользят сквозь пальцы.

Как жаль, что ты не успел увидеть их такими.

/хотел девушку с короткими волосами - получил. хочу ее же, но теперь с длинными/

Я лежу на одном месте уже несколько часов и вслушиваюсь в завывающий за окном ветер. Он уже третьи сутки засыпает мерзлую землю и скребется в моё окно, и я чувствую его холодные и грубые прикосновения на своих щеках, потому что давно пора было менять старые деревянные рамы.

- От этой туши всегда очень болят глаза, - говорю своей кошке, уснувшей на офисном кресле. Будто бы ей есть дело до моих проблем… Ответом мне был сонный всхлип и череда - порой такого умилительного - кошачьего храпа.

Я лежу в захламленной комнате уже третьи сутки. Три пары кроссовок, сломанная вешалка, разбросанная по полу спортивная и домашняя одежда, тетради, книги, сумка от ноутбука, чашки, свечки и остатки какой-то еды. Волосы спутались, иронично, но - «хотя бы не электризуются»; глаза опухли от бесконечных слез и этой страшной туши, от которой каждый раз так горит слизистая. От дивана уже ноет шея и колени, но как только я встаю, чтобы дотянуться до стоящей рядом бутылки с водой, начинает кружиться голова: мир плывет перед глазами, к горлу подкатывает тошнота, а я все равно глупо улыбаюсь - как же, тупая привычка.

Я проваливаюсь в сон после очередного приступа страха и боли, завернувшись с головой в плед, чтобы меня - да кто же? - никто не увидел, и каждый раз просыпаюсь с зашкаливающим пульсом где-то в правом виске и сбившимся дыханием, как после долгой и тяжелой пробежки. Утыкаюсь взглядом во все такое же темное окно, криво прикрытое жалюзями, и качусь кубарем на самое дно.

- Я ведь уже была здесь, - не узнаю своего севшего голоса. Так говорят слабаки? - Я уже ходила здесь, я уже знаю, как больно ломаются кости. - Закрываю глаза, будто бы это хоть как-то спасет от всего того ужаса, в котором я оказалась.

«Просто дай себе время»

я лежу на одном месте уже несколько дней
и у меня слипаются глаза из-за этой чертовой потекшей туши

- почему так болит?

Я тру вновь покрасневшие рубцы - некрасивые и немного кривоватые стяжки ползут розовыми полосами, сплетаясь в немыслимые узоры, и кое-где вновь начинают кровоточить. Такое случается редко - еще пару месяцев назад я видела, как они не заживают совсем: прижигала спиртом, заматывала тугими бинтами расплывающиеся кроваво-красные узоры и не понимала, как быть дальше?

Я старалась не дотрагиваться до них лишний раз. Надевала другую одежду, ограничивала неудобные для себя движения, а потом просто старалась делать вид, что всё хорошо и что всё заживает так, как нужно, не замечая, как по серой кофте расползается очередное тёмное пятно.

Рубец заболел внезапно. Трудно улыбаться, когда чувствуешь, как где-то в теле что-то рвется, - хмурю брови и мотаю головой.

- не может быть. все зажило.

Тру больное место, вновь не замечая, как слипаются пальцы и как пахнет железом, и упрямо гну уголки губ вверх. Я в порядке - и это ненадолго, сейчас всё пройдет. Голова кружится, к горлу подкатывает тошнота, а перед глазами всё плывет - весь мир путается в ярких огнях, смазавшихся из-за стоящих в глазах слёз, и куда-то исчезает.

Я остаюсь наедине со своей кровоточащей раной, нелепо и как-то по-детски глупо приложив трясущуюся ладошку к груди, зажимаю ею боль и бесконечную, дикую тоску.