part 2

Еще каких-то пару врачей. На одном из приемов мне дали послушать сердце. "Слышно? - Да. Распишитесь, что слышали, такой порядок. " И мне дали бумажку, которую я долго буду зачем-то хранить.

Мне казалось, это была борьба за термин. Я им "плод", они мне "ребенок ". Куда менее болезненно прерывать нежелательную беременность, чем убивать своего будущего ребенка. Я все равно это сделала бы, но знать и слышать сколько ударов делает его сердце в минуту было невыносимо.

Я туда больше не приду, ты как хочешь, но я не приду. Меня гладят по голове, успокаивают, прижимают. Между мной и мальчишкой образовывается пропасть, кажется, ему никогда не увидеть это моими глазами.

Тем временем, пока я прошла всех врачей, был уже конец декабря. Кто-то ушел в отпуск, у кого-то не было свободных окон. Я закрываю сетку, все время нервничаю и реву. Нет сил сражаться, отстаивать и сопротивляться. Начинаю чувствовать вину, будто делаю что-то ужасное. Вот-вот рухну, но парень где-то находит деньги, записывает меня в платную клинику, и говорит, что уедет на новый год, что ему нужно увидеться с родными.

Помню, как собираюсь с силами, меня записывают на 5 января, раньше — никак. "Вакуумный не получится, только хирургический, срок подошел". Сука. Ладно.

Я встретила новый год одна, в общаге, с чувством вины, страхом и в слезах. Худший мой новый год.

До сих пор помню утро 5 января, хотя давно уже об этом не думаю. На каждом светофоре по дороге в клинику меня ломало, правильно ли я поступаю? может быть все-такие есть шанс? может, я справлюсь?

Все прошло хорошо. Там были заботливые врачи, "не бойся, будет не больно. тебя кто-нибудь встретит? "

Ему было бы уже 4, почему-то я представляю, что это мальчишка, со светлыми кудрявыми волосами, как у меня. Не жалею, но мне просто интересно, как он улыбался бы и шутил, каким любопытным мог быть. Знаю по своей матери, как тяжело одной воспитывать ребенка, как тяжело, когда нет денег, как ты из адекватного любящего родителя можешь превратиться в человека, который бьет своего ребенка. Бьет, потому что обессилен. Я тогда испугалась, что получится также.

Больше всего на свете мне хотелось тогда услышать, что всему свое время, и когда-нибудь я стану отличной мамой, просто не сейчас.

Я невольно улыбаюсь, щурясь солнцу, идя по городу, который так ласково обнимает весна. Но сердце тут же тяжелеет свинцом, я чувствую вину за эту улыбку, за эту минутную радость.

Мне страшно, я полна боли и сожаления. Я бы хотела завтра проснуться в другой реальности. Но в этой я сделала все, что могла, все, на что мне хватило смелости и ресурса. Я кричала о свободе, бежала от омона, царапая костяшки пальцев об лёд, ревела, когда рядом со мной мужчину били электрошокером, а он выл от боли. Все это в сравнении, конечно же, пустяки, но в своей жизни я не проявляла большую смелость, у меня не было повода.

Я не знаю, что всех нас ждёт, наверное, ничего позитивного, но я так боюсь похоронить себя заживо, запрещая себе улыбаться и радоваться весне, убивая в своей жизни остатки хорошего, от того, что там кому-то сейчас хуже и страшнее, чем мне.

в загсе выглядели как подростки.

все вокруг такие нарядные, с гостями.

уловила следующее: мне страшно, очень. от неизвестности, от сомнений. но когда я смотрю на него, когда мы говорим, молчим, глядя в глаза - сомнений никаких нет.

"ты согласилась стать моей женой. это меньшее, что я могу дать тебе теперь"

и я почему-то каждый раз жду подвоха, когда прошу бутылку воды/еды/чего-либо из его рюкзака. кажется, что он психанет, когда я в очередной раз скажу "дай, пожалуйста, воды", и начнет орать "да сколько можно, ты же пила пару часов назад".

осозналось только вчера, кстати. раньше я просто чувствовала тревогу, вину. шутка ли, пиздец, чувствовать себя грязью и дрянью, что ты снова просишь человека воды из его рюкзака!

ну, то есть, воду мы берем для меня в основном - я водохлёб.

вдруг поняла, почему так - в детстве всегда так было, на любую просьбу меня одергивали и кричали. я пронесла это до взрослой сознательной жизни - привычку не просить, бояться при необходимости заявить о своих потребностях.

он будто мой учитель, на самом деле. он такой терпеливый ко мне, какой я никогда к самой себе и не бывала. и мне это помогает очень сильно: и в периоды взрывов, и в периоды затиший.
я сама себя, конечно, иногда за любые эмоции ненавижу - мол, могла сдержаться же, могла промолчать, не привлекать к себе внимание. но он никогда не давал мне так себя чувствовать, ни разу. и постепенно я становлюсь к себе лояльнее. и периоды взрывов эмоций происходят все реже.
будто этот механизм срабатывал по смыслу "меня одергивают при просьбах - буду молчать, но энергии выйти надо - яркие эмоции в другой плоскости".

раньше мы так смешно соперничали. он не мог принять, что я умная и могу с ним обсуждать его работу, а я не могла принять, что он может в чем-то духовно меня научить.

а он так сильно духовно меня наставляет, при этом даже не подозревает об этом!!!

я не знаю, к чему все это приведет и как все будет дальше.
но внутренне я сильно выросла и продолжаю это делать. с огромным вдохновением и желанием.

Отношения на расстоянии - как отдельный вид пыток для тех, кому котлы и девять кругов покажутся шуткой.

Сначала было все хорошо.мы созванивались. Писали друг другу пошлые истории на ночь. Иногда сидели полуголые в Скайпе, насколько совесть каждому позволяла.

Потом остались просто созвоны с вебкой, где кто-то чем-то занимался и разговор был, как фон. Но все реже

После я звонил тебе после работы, но ты не поднимала. А когда поднимала, говорила так холодно, что -30 казались мне Сахарой.

Ну а дальше, понятное дело, начался какой-то треш. Ты могла пропасть на дней пять и даже не писать, потом кинуть мне какую-то отпездку, типа "ой, я так устала, не было сил ответить" или "я забыла телефон на работе". Я проглатывал.
Недавно я позвонил тебе в три ночи и очень спокойно рассказал о том, что я чувствую и что меня это тревожит. И что если ты хочешь все прекратить, то просто скажи об этом прямо. Я все понимаю, ведь я в другой стране и не могу даже просто обнять тебя.

"Да в порядке все. Мои чувства к тебе не изменились, тебе кажется".

Я поймал тебя на лжи в том разговоре. Но в целом мы вроде пришли к решению, что не расстаёмся, и будем общаться чуть чаще.

И что? И ты пропала на двое суток. Именно тогда, когда мне больше всего нужна твоя поддержка. Именно тогда, когда самый близкий и почти единственный мой родственник лежит в больнице на операции. Именно тогда, когда меня оставили сон и аппетит, но посетила тревога.

Я не знаю, стоит ли мне опять пытаться с тобой о чем-то говорить. Я не знаю имею ли я право просить тебя ждать меня, ведь когда я вернусь не знаю даже я сам.
Но я точно знаю, что ложь никогда не была твоей привычкой. Так что же там у тебя происходит?

Мне так жаль.
Господи, мне так жаль.
Жаль, что я так много вещей не успела сделать с тобой. И я не знаю, как это объяснить, но я не представляю, что могла сделать эти вещи с кем-то ещё, как будто они предназначены для того, чтобы проделать ещё несколько первых разов с тобой.
Мне так хотелось бы потанцевать с тобой. Взять тебя за руку, почувствовать твою на своей талии. Очень близко видеть твоё лицо, как перед поцелуем, так что можно рассмотреть маленькие морщинки у твоих глаз.
Всё твоё.
В моей голове есть какое-то убеждение, что если тебе некомфортно с кем-то танцевать медленный танец, ты неловкий, не расслаблен максимально и ждёшь когда он закончится - то вы не пара, вам не по пути.
Мне бы хотелось слетать с тобой в другую страну, жаркую и солнечную, иметь хоть одну возможность провести с тобой отпуск. Гулять по пляжу, плавать вместе, залезать тебе на спину, целоваться в воде, делать фотографии в новых местах, целовать обгоревшие носы друг друга, пробовать новую еду, смеяться до упаду, накуриться в спальне, заниматься сексом во всевозможных местах, уплыть на маленький островок, заняться сексом на пляже, снять в аренду вертолет, и снова заняться сексом на нем, просыпаться вечером, посещать вечеринки, подсказывать слова друг другу при разговоре с иностранцами, пьяными в обнимку плестись домой или тащить друг друга на себе, спать в обнимку. Господи, просто спать в обнимку.
Хотелось привести тебя домой. Провести экскурсию, показать места, где я сплю, показать, какую подушку я обнимаю, где заряжаю телефон, как собираюсь на работу, на каком стуле завтракаю, каким карандашом крашу губы, где стоят школьные грамоты, показать мой любимый велосипед и любимые каблуки.
Мне так хотелось бы показать тебе дом, который я мечтаю построить. Представляю, как ты мог бы подсказать мне материалы, может даже прибить какую-нибудь полку, а я бы стояла за твоей спиной и смотрела на тебя с восхищением. И ты был бы тем, кому я сбрасывала бы фотографии из магазина ковров, чтобы узнать твоё мнение. И ты был бы тем, кто первый присел с бокалом вина на диван с выдохом после окончания ремонта.
И я не знала бы как дальше жить в нем, зная что ты не можешь в нем остаться.
Мне бы хотелось появиться с тобой на светском мероприятии, пройти в шикарных нарядах, увидеть на твоей руке красные часы и парадный красный галстук. И познакомить тебя с каждым встречным, глядя на тебя с блеском в глазах и гордостью, когда ты протягиваешь встречному руку. Участвовать вместе в свадебных дурацких конкурсах или фотографироваться на фоне обложки журнала.

Ты - определение моего сердца.
Мне хотелось бы быть в объятиях твоих рук.

Прошло три года. Чертовых три года.
Я забыла, каково это, прикасаться к тебе.
Именно к тебе.
Я не помню, каково это хотеть касаться человека.
Искать твою руку в толпе, коснуться твоей щеки, провести по волосам, пнуть кулаком в плечо, обнять от эмоций, обнять тебя со спины, проснувшись на минуту ночью, провести пальцами по коже, намазать твою руку кремом, подать тебе бокал вина и зацепить случайно пальцы твоей руки, увидеть на своей руке следы от твоей руки от излишнего усилия.
Мне так не хватает моих прикосновений к тебе. Мне так не хватает твоих прикосновений ко мне.
Как в песне «молчи и обнимай меня крепче», я просто включила ее, а ты подошёл и обнял меня, наверно хотел, чтобы я запомнила этот момент, у тебя получилось.

Я так много вещей не успела сделать с тобой.
Мне так жаль.

пятница. 22:15. я пошла после работы на тренировку, убрала в квартире. а теперь я хочу вздернуться. от одиночества, бессилия, грусти. не переживу, если завтра будет солнце.

Я его помню ровно столько, сколько себя на этой работе. Малинин потрепан Афганом, алкоголем и своей легочной болячкой. У него есть дочь, но с ней он не живёт: неудобно ходить на рыбалку. Тяга к бродяжничеству у него очень давно. Свою квартиру, где он, впрочем, не прописан, он закрыл на ключ, и с тех пор просит милостыню у многочисленных церквей. Ни разу он не вызвал себе скорую пьяным, ни разу не оскорбил медсестёр. Всегда старался помочь, пока были силы. Сейчас сил у него нет - отнялась рука, атрофировались мышцы. Малинину стыдно будить нас ночью, и, задыхаясь, он бродит до половины шестого утра по коридорам. Мы ругались, говорили: "плохо - буди". Но нет, мы устали за день, а он готов терпеть.
Однажды, утром первого апреля, он зашёл ко мне в сестринскую, щёлкнул кнопкой чайника и уселся на кровать.
- Тинка, вставай! У тебя трое померли!
С бешеными глазами я понеслась по палатам. Но нет, все мои бабули и дедули были живы, пили утренний чай и рассказывали про внуков.
- С первым апреля тебя! - ржал Малинин.
Душа требовала мести. Дежурил мой тогда ещё жених, Лис. Вместе мы сочинили план.
Вечером Лис позвал Малинина в клизменную. Процедуру, мол, надо делать, фиброколоноскопию. А то выпишут врачи, ничего не поделаешь. Малинин попытался возразить, но пошёл. В клизменной Лис уложил его на кушетку, сказал снимать штаны и включил водичку.
- Ты это, поласковее, - просипел Малинин.
- С первым апреля тебя, больной, - торжественно провозгласил Лис.
Малинин, живи долго и будь счастлив, я люблю тебя, бродяга!

Мы забудем все это. Очень скоро, Мы не вспомним друг друга.
…
В другой реальности у нас все вышло.

Чтобы спасти кого-то, для начала постарайся спасти себя самого.

Мне жаль, что я больше не часть твоей жизни. Потому что ты - всё ещё часть моей.

блять, да почему так больно, сука, боже, за что?!

я знаю, кто ты
призрак моих мертвых иллюзий
ты принц, которого я отчаянно жду, чтобы быть спасённой
но пора наконец признать, что спасти себя могу только я сама