Пятница. 20:23. Пытаюсь согреть ноги и кутаюсь в пуховое одеяло, накрываясь с головой, - в темном и теплом коконе проблемы исчезают: перестает болеть горло, течь сопли и тянуть застуженная поясница. Этот день должен был быть особенным, потому что утром я подарила тебе важный для нас обоих подарок, потому что мой безымянный (левый!) украшает кольцо, потому что мы позавтракали блинчиками с вишневым и клубничным вареньем, потому что забронировали хороший ресторан на вечер, потому что купили бутылку виски и потому что я надела свое самое красивое белье. Но в одеяло я кутаюсь в пижаме, растрепанная, трезвая и замерзшая. Всхлипываю, быстро утираю слезы, чтобы ты не заметил и не расстроился. Но ты замечаешь.
- Ты плачешь? - беспокойство в светлых глазах, бегающий по лицу взгляд. - Что-то болит?
Слезы текут сильнее - горячие, крупные, соленые. Заливают лицо, губы, щекочут шею, оставляют следы на белом постельном, падают на твои ладони, скользят сквозь пальцы.
- Я все испортила… - об этом страшно и в то же время неловко говорить. - Все должно было быть по-другому.
Держаться за руки в холодном пустом городе, заказывать коктейли в ресторане, исполнить первый медленный танец, подставлять замерзшие пальцы под твои губы, целоваться в темных переулках, разбавлять колой виски из круглосуточного в номере, исцеловывать сантиметры тела напротив, смеяться, любить.
Я сбивчиво рассказываю тебе это, шмыгаю все таким же простуженным носом, размазываю по щекам тушь, смущаюсь, отвожу взгляд. Темноту комнаты разбивает свет экрана телевизора, где идет трансляция боев с шумными комментаторами, за окном стучит дождь, на кровати остывает моя любимая сырная пицца и скучает забытый смородиновый морс. Ты обнимаешь меня, гладишь по плечам, целуешь в макушку, смахиваешь грубыми пальцами последние слезы и улыбаешься. Тепло и влюбленно.
- Этот вечер уже особенный.
И я точно знаю, за что люблю тебя.
октябрь